День в истории. 7 июля: покончил с собой один из самых влиятельных украинизаторов
Скрипник родился в Ясиноватой в 1872 году в семье помощника начальника железнодорожной станции. К большевикам он пришел окольными путями, потому как поблизости никаких марксистов не оказалось и просвещался он сначала сам, а затем при помощи украинофилов разной степени радикальности.
Сам он вспоминал о периоде своего становления:
«Исходным пунктом моего развития было изучение украинской литературы и истории Украины; влияли и семейные предания — о предках-запорожцах, об одном из прадедов, посаженном польскими шляхтичами на кол за участие в восстании Зализняка и Гонты в XVIII в.
Стихи Шевченко побудили меня читать по истории вообще, в частности по истории Украины, в особенности эпохи освободительных восстаний, войны и руины, где я встретился с Черной Радой и восстаниями классового характера угнетенных против казацкой старшины; это укрепляло мое критическое отношение к господству имущих, а вместе с тем подвинуло к чтению по вопросам историческим и экономическим.
С другой стороны, возбужденный той же украинской литературой интерес толкнул меня заняться последовательно фольклором, лингвистикой, первобытной историей, антропологией, геологией, теорией развития космоса…
Связи первые и нелегальную литературу имел из Галиции от радикалов украинских. Переход к марксизму был очень труден».
Сдав экстерном экзамены за курс реального училища Скрипник уехал в столичный Технологический институт, где и сошелся с марксистами. Правда, не с ленинским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса», а с «Рабочим знаменем». Этот комитет вскоре раскололся, часть его актива ушла в РСДРП, другие пополнили ряды эсеров. Сам Скрипник примкнул к искровцам.
Став агентом «Искры», Скрипник начал разъезжать по городам, занимаясь организацией кружков, но в итоге попал в поле зрения властей и был отправлен в ссылку на пять лет.
Стоит отметить, что часто встречающиеся в современных публикация сведения о том, что Скрипник в общей сложности приговаривался к 34 годам заключения и смертной казни, не имеют никакого отношения к действительности. На самом деле Скрипник ни разу в жизни не был судим. Он один раз был отправлен в ссылку, но поскольку регулярно из этой ссылки бежал, его в конце концов ловили и вновь водворяли обратно.
Что касается смертной казни, то это была байка, которой Скрипник прихвастнул в постреволюционной автобиографии:
«Как мне потом передавали, меня в Риге заочно приговорили к смертной казни».
Абсолютно очевидно, что если бы Скрипник и был приговорен к казни, то при аресте на обратном пути из Риги его бы все тики расстреляли. Однако после очередного ареста его снова вернули отбывать прежнюю ссылку.
Февральскую революцию он встретил в Моршанске (уездный город Тамбовской губернии — прим. ред.) под надзором полиции. Он быстро выехал в Петроград, где вошел в Центральный совет фабзавкомов и принимал непосредственное участие в захвате власти в столице.
До 1918 года революционная деятельность Скрипника была почти не связана с Украиной. Лишь несколько месяцев в качестве посланника «искровцев» он провел в Екатеринославе и Киеве, а также в Одессе в 1903-1904 годах.
Но после октябрьской революции возникла необходимость в создании лояльной украинской компартии с нуля, потому как позиции большевиков там оказались крайне уязвимы. Тут и пригодилось происхождение Скрипника, а тот, в свою очередь, вынужден был вспомнить свое домарксистское стихийное украинофильство.
После того, как на киевском Всеукраинском съезде советов большевики оказались в меньшинстве, они вынуждены были ретироваться в Харьков, где провозгласили свое правительство — Народный секретариат. Возглавила его Евгения Бош, а Скрипник получил всего лишь пост секретаря по вопросам труда.
Секретариату удалось попасть в Киев вместе с армией Муравьева. Но вскоре Рада договорилась с немцами о поддержке. После этого в правительстве случился раскол. Бош настаивала на позиции левых коммунистов — ведении революционной войны с Германией. Скрипник же оказался одним из главных сторонников Ленина, который предлагал заключить «похабный мир». В итоге после подписания Брестского мира секретариат эвакуировался в Таганрог, Бош ушла в отставку, а Скрипник стал главой секретариата и секретарем иностранных дел.
В этот период Скрипник запомнился в первую очередь отчаянной борьбой с «сепаратистами» — Донецко-Криворожской республикой.
Он полагал, что без индустриального пролетарского Донбасса, никакой советизации Украины никогда не состоится. Донбасс должен стать плацдармом, с которого начнется наступления для завоевания симпатий мелкобуржуазной крестьянской республики. Донбасс Скрипнику в конце концов удалось оставить за собой.
Однако другая его затея не удалась. Когда решался вопрос о принципах, на которых будет существовать КПУ, Скрипник настаивал на том, что она должна быть полностью независимой от РКПб партией, а координация их сотрудничества должна осуществляться только через исполком Коминтерна.
Вероятно, национал-коммунистический уклон, который уже начал явно сквозить в его речах, не остался без внимания и насторожил большевиков. Скрипник больше никогда не был первым, хотя постоянно занимал высокие посты.
После окончания гражданской войны он получил пост наркома рабкрина и одновременно наркома внутренних дел УССР. Затем стал наркомом юстиции и генеральным прокурором республики. А во второй половине 20-х занял идеологически важный пост наркома просвещения. В разгаре тогда как раз была украинизация и Скрипник, будучи одним из ее самых рьяных сторонников, активно ей способствовал.
В статьях и публичных выступлениях Скрипник постоянно нападал на «русотяпов», которые не понимали необходимости украинизации. Сам он объяснял ее так:
«Село на Украине по своему национальному составу почти исключительно украинское. Город состоит из элементов, по национальному составу русских и русифицированных — еврейских и частично, на Правобережье, польских. Индустрия мало централизованная, предприятия — преимущественно мелкие или средние. Городской пролетариат сравнительно мало отошел от мелкобуржуазного окружения и живет еще многими и многими мелкобуржуазными предрассудками.
Один из таких предрассудков, которые веками питал царизм и засорял головы многим и многим рабочим, — это предрассудок национальный, то есть взгляд на украинский язык и украинскую культуру как на язык и культуру третьестепенную, которую можно допустить только для «простого» домашнего обихода. Дело в том, что в городах Украины разговорным языком является частично русский, а частично, на западе — польский язык.
Нашей партии с самого начала 1917 года в борьбе за влияние на крестьянство пришлось бороться с русотяпскими предрассудками отсталой части городских рабочих Украины.
Наша задача на Украине состоит именно в том, чтобы с помощью рабочего класса, русского по национальности или русифицированного, что пренебрежительно относится порой даже к малейшему намеку на украинский язык и украинскую культуру, с помощью его и силами его завоевать себе крестьянство и сельский пролетариат, по национальному составу украинский, который в связи со сложными историческими условиями предвзято и недоверчиво относится ко всему русскому, «московскому».
Вот почему первым делом каждому сознательному рабочему надо хорошо осознать, что для того, чтобы осуществлять свои классовые, пролетарские, коммунистические задачи, рабочему классу на Украине нужно, обязательно надо, не отождествлять себя с русским языком и с русской культурой, не противопоставить свою русскую культуру украинской культуре крестьянства, наоборот, надо всемерно пойти в этом деле навстречу крестьянству».
Проще говоря, Скрипник считал, что украинцы веками угнетались русскими шовинистами, поэтому все они относятся к русским враждебно. Единственный путь, которым крестьянские массы можно привлечь на свою сторону — тотальное изгнание русского влияния и масштабная украинизация. Состоять они должны были из трех пунктов:
1. Языковая революция, когда мова внедряется повсеместно, в печати, образовании, уличных объявлениях, всех учреждениях и ведомствах, а русский язык подвергается дискриминации.
2. Очищение украинского языка от враждебного влияния русского
3. Борьба с великодержавным русским шовинизмом.
Отчасти все эти меры в той или иной степени поддерживались и верхушкой большевиков. Но для них это были вопросы стратегии и тактики, а Скрипник болел за это всем сердцем и считал все эти меры недостаточными.
Так, на XII съезде РКПБ он разразился огненным спичем на тему шовинизма:
«Почему же мы практически в национальном вопросе толчемся на месте и при правильном принципиальном его разрешении остаемся на деле бессильными?
Дело в том, что мы все время балансируем в области национального вопроса. Некоторые все время пытаются найти среднюю линию. Каждое указание на великодержавный шовинизм всегда считают необходимым компенсировать указанием противоположным на шовинизм народностей недержавных, и всегда получается двойная бухгалтерия.
Каждое упоминание на великорусский шовинизм пытаются всегда дисквалифицировать предъявлением встречного иска: дескать, «сначала преодолейте свой собственный национализм». Так на деле с великодержавным шовинизмом у нас никакой борьбы не велось. Этому должен быть положен конец.
Нам необходимо провести здесь некоторую грань! Имеются ли в нашей партии товарищи, которые являются принципиальными великодержавниками, русотяпами? Так почему же они здесь не выступают, а только на практике искажают партийную линию?»
Что касается украинизации, то Скрипник не только поддерживал ее, но и требовал всемерного расширения на те территории, где живет даже незначительное меньшинство украинцев. В 1927 году Скрипник официально обращался с предложением к ЦК КПУ, настаивая на немедленном расширении украинизации на Кубань и предложив пролоббировать всеми силами присоединение к УССР тех районов РСФСР, где присутствует значительная доля украинского населения.
Немалый вклад Скрипник сделал и в «очищение мовы». Под его чутким руководством в 1928 году была проведена языковая реформа. Украинский язык получил новое правописание, известное как «Харьковское правописание» или «скрыпниковка».
Суть реформы состояла в том, что под предлогом приближения правописания к «народному языку» оно было очищено от влияния русизмов и насыщено полонизмами с существенными компромиссами в пользу галицкой традиции, что имело еще и политические мотивы — в то время большевики крайне активно заигрывали с украинским населением Польши.
Реформа была в штыки принята учителями, особенно с юга и востока республики. В итоге через 4 года скрыпниковка была существенно переработана, а в 1937 году окончательно отменена за «искусственные попытки оторвать украинский язык от русского».
Впрочем, до этого момента Скрипник уже не дожил.
В 1920-е годы Сталин терпел его по тактическим соображениям, но в 1930-е наступило другое время. Коллективизация Украины была стратегически важной для Сталина, потому как республика была важным производителем хлеба. Скрипник же всеми силами пытался убедить Сталина сократить планы хлебозаготовок, вместе с верхушкой КПУ. Сталин от этого пришел в ярость и обругал всех партийных лидеров КПУ:
«На что это похоже? Это не партия, а парламент, карикатура на парламент».
Скрипника сняли с поста наркома просвещения и подняли до заместителя председателя Совнаркома УССР. Заодно он возглавил еще и Госплан. Однако сразу же вслед за этим в Скрипника полетели заранее заготовленные стрелы Сталина.
С начала 1933 года Скрипник вынужден был почти безостановочно публично каяться перед ЦК и Политбюро в национал-уклонистских заблуждениях и ошибках.
После очередной проработки на одном из заседаний нервы у Скрипника не выдержали. Он ушел в свой рабочий кабинет и застрелился.
Сталин отнесся к этому акту крайне негативно.
В последующие несколько лет все наследие Скрипника было развенчано и осуждено, а сам он стал считаться официальным врагом партии, который не дожил до суда только в виду своего малодушия. Все его опубликованные работы были изъяты из публичного доступа.
В хрущевско-брежневские времена началась очень осторожная и умеренная реабилитация Скрипника.
В целом Скрипник оказался достаточно неприкаянной исторической фигурой, из разряда «чужой среди своих, чужой среди чужих». Для националистов он всегда был неприемлем, поскольку он коммунист, ренегат и предатель. Для правильных коммунистов он стал неприемлем за национал-уклонизм и раскольничество.