Анонс
Подполье встревожено: "Киев начал странные приготовления. Готовится что-то страшное"
Как рушатся четыре столпа глобального западного господства
Перекрашиваем западные ракеты… и выдаём за «Нептун» – киевский эксперт
Удар по Южмашу. Последних китайских предупреждений больше не будет
Путин заявил, что у России всегда найдётся ответ для Запада
"Ответ всегда будет". Что сказал Владимир Путин в специальном заявлении
В Белоруссии заявили о готовящемся военном вторжении в республику
Украинские медиа публикуют «план раздела Украины», якобы разработанный Москвой для передачи Трампу
Трампа берут на слабо. США выбирают эскалацию, чтобы воевать за мир на Украине
УКРАИНА – война плюс голубизна
Рассылка
День в истории. 26 февраля: в Мариуполе родился самый могущественный соратник Сталина
Жданов родился в чрезвычайно интеллигентной семье.
Отец — инспектор народных училищ, мать — выпускница московской консерватории, приходившаяся дочерью знаменитому библеисту, инспектору Московской духовно академии и городскому голове Сергиева-Посада Павлу Платонову-Горскому. По материнской линии двоюродными братьями Жданова были известные астрономы Астапович и Всехсвятский.
Отец будущего идеолога СССР по старой богословской привычке увлекался изучением Апокалипсиса и заодно находился под влиянием всех прогрессивных оппозиционных движений своего времени. Хотя он и работал инспектором народных училищ, особого уважения к образовательной системе он не питал, поэтому азы науки Андрей постигал дома, под руководством отца. Однако завершить такое обучение отец не смог, он умер, когда мальчику было 13 лет.
Мариупольский период в жизни Жданова был недолгим. Еще мальчиком он с семьей перебрался в Тверскую губернию, где Андрея устроили в реальное училище. Окончив его в числе лучших учеников, Жданов поступил в университет, но скоро его забросил. К тому времени он основательно увлекся марксизмом и даже вступил в партию.
В 1916 году его отправили на ускоренные курсы прапорщиков. После их окончания он был распределен в далекий Шадринск (ныне Курганская область), где в запасном пехотном полку и встретил Февральскую революцию.
Шадринск был эсерским городом, почти все места в местных революционных органах власти принадлежали представителям этой революционной партии. Поэтому именно эсерам Жданов отчасти обязан началом политической карьеры. В Шадринске он сдружился с эсером Здобновым (они даже поженились на лучших подругах), который де-факто превратился в главу города. Здобнов подтянул Жданова в Комитет общественного спасения, где тот стал его заместителем.
Забегая вперед — дружба Жданова и Здобнова продлилась довольно долго.
Жданов, уже став влиятельной фигурой, несколько раз спасал его от неприятностей, связанных с эсеровским прошлым, которые возникали у него в 30-е годы. Но Здобнова в конце концов «съели», воспользовавшись тем, что Жданов руководил блокированным Ленинградом и ему было явно не до старого приятеля. В июле 1941 года Здобнов явился в военкомат, желая записаться в армию. На него подняли старые папки, увидели эсерское прошлое и рассудили в духе времени: к фашистам собрался, вражина!
Несостоявшегося добровольца тут же арестовали, ускоренным порядком дали 10 лет ИТЛ, но, видимо, перестарались на допросах. В лагеря Здобнов поехал в таком плохом состоянии, что его пришлось снимать с этапа и оставлять в больнице, где он и умер.
Жданов узнал об этом с большим опозданием и выхлопотал посмертное издание нескольких книг Здобнова, несмотря на то что тот еще не был реабилитирован, что было большой редкостью для того времени.
Но вернемся к биографии самого Жданова. Незадолго до прихода в Шадринск чехословаков он бежал в Пермь, и завербовался там в Красную армию. Впрочем, в боевых действиях он участия не принимал, став агитатором и толкователем марксизма. В разгар Гражданской войны Жданов вернулся в Тверь, где очень быстро вырос до главы губисполкома. Затем он некоторое время провел в нижегородском агитпропе.
Смерть Ленина стала для Жданова путевкой в новую лучшую жизнь. В Москве началась борьба за власть, и хитрый Сталин, сделавший ставку на номенклатуру среднего звена, принялся возвышать самых лояльных. Так Жданов стал «губернатором» Нижегородской области.
На этом посту он провел 10 лет и зарекомендовал себя в глазах генсека как один из самых лояльных региональных руководителей. Не случайно после гибели Кирова в политически важный Ленинград отправили именно Жданова.
Одновременно Жданов начал выдвигаться на ведущие роли в идеологической сфере, которая считалась ключевой в СССР.
Именно ему было поручено обеспечить объединение всей советской литературы под началом Союза писателей. Создание Союза определило развитие советской литературы на годы вперед. Между писателями и властью был заключен контракт. Власть дает писателям блага, недоступные простым трудящимся. Писатели, в свою очередь, забывают слово «хочу» и учат слово «надо». Проще говоря, пишут не то, что хотят, а то, что требует партия.
Так Жданов стремительно ворвался в высшее руководство страны и еще в конце 30-х стал одним из самых приближенных к Сталину людей. Он одновременно руководил Ленинградом, РСФСР, входил в Политбюро и ЦК.
Но настоящим звездным часом мариупольца стала война.
Сам Жданов полководцем не был, однако тот факт, что Ленинград стал единственным западным городом, не взятым немцами, существенно повысил котировки его руководителя. Город Ленина и колыбель революции так и не подчинилась наступавшему противнику.
Неудивительно, что после войны Жданов стал безоговорочно первым человеком в стране после самого Сталина. Теперь он курировал не только идеологию, но и внешнюю политику. На смену распущенному Коминтерну пришел аналогичный Коминформ, который возглавил как раз Жданов.
Более того, ему даже удалось сколотить свой собственный политический клан, известный под названием «ленинградский». Такая привилегия в СССР была только у Берии.
Ждановские выдвиженцы в первые послевоенные годы заняли ряд высоких постов. Родионов стал главой Совмина РСФСР, Попков сменил Жданова в Ленинграде, Кузнецов был введен в секретариат ЦК, Вознесенский возглавлял Госплан и был заместителем Сталина в Совмине. Сын самого Жданова курировал науку в отделе агитпропа ЦК.
В то же время пошатнулись позиции очень влиятельного до войны Маленкова, с которым Жданова связывала давняя и сильная неприязнь, тянувшаяся еще с конца 20-х годов.
Маленков был куратором авиапромышленности, но из-за «авиационного дела» лишился всех постов и уцелел лишь усилиями Берии, который и сам начал побаиваться Жданова (Жданову удалось продвинуть своего самого доверенного человека — Кузнецова — в секретари ЦК, причем курировал он как раз бериевское ведомство). Хотя формально «авиационное дело» инициировал Василий Сталин, нельзя исключить, что Жданов приложил к раскрутке этого дела свою руку, дабы испортить жизнь Маленкову.
В качестве ответной любезности Жданову щелкнули по носу в его любимом Ленинграде в его любимой литературной области.
Сталину аккуратно подложили на стол журнальчик с детским рассказом Зощенко «Приключения обезьяны». Дедушка был старый, но ему не все равно. Сталин рассвирепел. Дескать, что это такое, где про руководящую роль партии, где про подвиги строителей коммунизма, что это за нэпманские зарисовки.
Главным виновным при таких раскладах оказывался Жданов как дважды слепец: проглядел и культуру, и Ленинград. Жданов, дабы отвести огонь от себя, помчался в Ленинград устраивать эпический разнос вообще всем, чтобы успеть вперед паровоза. Заодно досталось и Ахматовой за «упадочнические метания барыни».
Шум стоял такой, что долетел даже до западных коммунистов. Те никак не могли понять, за что советские товарищи бичуют литераторов, те вроде бы ничего крамольного не писали. Ситуация не стоила и выеденного яйца и выглядела чрезвычайно абсурдно.
Перенеся огонь на Зощенко и Ахматову, Жданов отвел угрозу от себя. Но он к тому времени обрел такое могущество, что представлял угрозу для всех. Так что одной неудачи было достаточно, чтобы его снова попытались «съесть». И она последовала очень скоро, правда, на международном фронте.
Лидер социалистической Югославии товарищ Тито не захотел становиться верным вассалом Сталина, что привело к разрыву отношений между странами. Эта крупная неудача на международном направлении была использована против Жданова, который курировал внешнюю политику и руководил Коминформом.
После демарша Тито Жданова сняли с поста главы Коминформа и отправили в отпуск. Тогда же вернулся Маленков, восстановленный в секретариате ЦК. Жданов понял, что у него начались серьезные неприятности, и так расстроился, что месяц спустя умер от инфаркта. А вернувшийся Маленков через несколько месяцев хладнокровно расправился со всеми выдвиженцами Жданова (т.н. Ленинградское дело).
Жданов стал последним большевиком, столь широко увековеченным в топонимике СССР.
С 1948 года его имя носило множество объектов на карте, от нынешнего Мариуполя (с 1932 г. — райцентр Сталинской области УССР. — Прим. ред.) до улиц, заводов и станций метро. В последующем эта практика пошла на спад и стала куда более скромной.
В перестроечные годы Жданов оказался одной из самых отрицательных фигур сталинского периода. Во многом из-за отвратительного скандала с писателями. В результате «по просьбам трудящихся» его имя было вычищено отовсюду. Большинство названных в его честь объектов переименовали.
Но уже в XXI веке личность Жданова была в очередной раз переосмыслена в духе новых веяний. Жданова стали называть национал-большевиком и даже русским националистом и начали считать чуть ли не лидером теневой «русской партии» внутри ВКПб\КПСС.
Жданов действительно выступал с инициативой создания Бюро при ЦК по РСФСР, координирующего деятельность русских областей органа. Поскольку у РСФСР не было своей Компартии, зачастую отстаивать свои интересы получалось куда хуже, чем у союзных республик, такие партии имевших.
Кроме того, известно, что Жданов предлагал немного переписать устав партии, добавив в него «особо выдающуюся роль великого русского народа». Однако Сталин от обеих инициатив отмахнулся, после чего они были похоронены.
Но достаточно ли этого, чтобы считать его националистом или национал-большевиком? Вряд ли. Конечно, можно сказать, что из всего сталинского ближнего круга Жданов был единственным русофилом. Но эти симпатии, конечно, не заслоняли для него основ марксистского учения.