Дичь Пугачёвой: как немцы отлучили от кормушки птенцов Примадонны

Посещая Европу туристами в прежние годы, мы могли видеть в отелях русские каналы, где эмигрантам рекламировали не только хлеб – немецкие консервы под советскими брендами, – но и зрелища. Их поставляло на германский рынок концертное агентство Михаила Фридмана.

Не того альфа-Фридмана, которого сейчас дрессируют британские власти в гостеприимном к ворью Лондоне. Концертный Фридман – сам дрессировщик.

В восьмидесятые он был директором цирка Куклачёва, а в 1991-м сбежал от кошек через «окно в Париж». Осел во Франкфурте – Мекке последней волны советских евреев, прибывших по программе «покаяния» германского правительства, которое по сей день в основном состоит из внуков офицеров СС и вермахта.

Программа включала в себя также приём потомков немцев Поволжья и Казахстана. Евреев же принимали на полный пансион за счёт немецких работяг.

«Беженцев» селили большей частью в пригородах, на бывших военных базах США, застроенных железобетоном, без озеленения. Жизнь в таком месте, да ещё в сплочённом сообществе, хоть и на всём готовом, что ни говори, скучна. Из развлечений – перебранки в очередях за купонами на всё бесплатное.

Однако пустота рождает ангелов. Таковым и выступил кошачий директор Фридман. Он стал привозить в туры по городкам, населённым винницко-могилёвской диаспорой, российских артистов.

Идея была замечательна ещё и тем, что, кроме живого интереса скучающей аудитории, ничего не требовала: бывший штабной барак переделывали в Дом культуры, а технику, звук и свет, как и гонорары артистам, оплачивало германское правительство. Билеты новым бюргерам выдавали бесплатно, причём с доставкой на дом – чтоб не провоцировать привычные скандалы в очередях.

И так по Германии бесперебойно возились наши коллективы и солисты: от исполнителей хита «Ушаночка» до семейных пар «дельфина» с «русалкой» и той, что «всё в твоих руках».

В надёжных и цепких руках Фридмана всё становилось «верёвкой», как говорят в народе. Тридцать концертов за тридцать дней в тридцати городах под одну фонограмму в залах, заполненных публикой, одетой в выданные правительством одежды, накормленной согласно правительственному рациону.

Тридцатидневный марафон с пухлым конвертом налички и обратным билетом. Энергичный чёс артистов, знавших когда-то и худшие времена. Гарантированные аншлаги, тёплый приём, на какой в России может претендовать только ведущий «Поля чудес» и юмористы «Аншлага».

Артистам нравилось. Так выступления на Западе стали для них привычными. Оффенбах и Брайтон были вписаны в гастрольные графики и приносили неплохой доход. Что важно, не декларируемый. Колесила по базам и весям и семья Примадонны.

Весь костяк нашей сегодняшней эстрады, хедлайнеры – это те, чьё цветение началось в СССР. Они тем и ценны для бывших соотечественников.

Отпочковавшиеся от могучих генеалогических древ отростки – дочь Примадонны, зятья, внуки, мужья и партнёры – это советская эстрада в новой одёжке.

Как будто Зыкина приехала на лабутенах и без голоса, Хиль – без музыкального образования, Пьеха-внук вместо Пьехи-дочки, тень Кикабидзе в новых брюках.

Преемственность мелодичного напева, понимающего вздоха – то, что было любимо в «Голубых огоньках». Что так старательно воспроизводил главный телеканал в старых-престарых песнях.

Теперь срыв концертов Кристины, привыкшей получать по наследству всё – от любви до прихоти выражать ненависть, разрушает этот эстрадный зиккурат, возведённый на фундаменте советской песни.

Народная Примадонна России, бросившая даже свой плебейский мавзолей, шато де Грязь, утянула за собой в неглубокую ямку целый выводок. Теперь они все просто туристы: и сама Примат-донна, много лет повелевавшая перемещением фигур на нашей эстраде, и её родственники, сменившие пол родного дома на добровольное скитание, и вся клиентела, строившая из себя новый голос России.

Антируссо туристо с облаком морали, заимствованным из западной и украинской пропаганды, ищут заработков в анклавах беглых испугантов.

Получилось, что облик измарали своей услужливостью, готовностью прогнуть спину перед мерзостью поддержанного Западом нацизма.

Мобилизованные общим страхом перед по-настоящему меняющимся миром, они ловят волну (на самом деле рябь), чтобы выступить где-то фасонно. Там, где их безголосое шипение примут хотя бы с сотой долей той любви, которую они имели в России.

Клавдия Ивановна Шульженко, вдохнувшая когда-то жизнь в карьеру «арлекины», тоже выступала в Берлине. Её концерт там не смог бы отменить никто. Это право дала ей наша Победа.

Куда там Кристине с антрепренёрами, пусть даже опытными кошатниками. Разрешение она спрашивает не у тех – потеряла право, которое завоевали для неё деды.

День, на который покусилась Орбакайте выступать в Берлине, наш День. Святой День.

Руки прочь, дамочка. Не пой, красавица. Сомкни взоры и уста. Там, где ты хотела веселить бюргеров, должна наступить тревожная пауза. Минута молчания, которую может прервать только победитель. А потом грянет настоящая музыка.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.

Источник