«Многие начали ненавидеть русских» Как на западе и востоке Украины относятся к боевым действиям и ко всему русскому?

За последние пять лет жизнь на Украине радикально изменилась, как изменилось и отношение к русским и к России. Еще в 2019 году примерно треть жителей Украины говорили на русском. Сейчас же их число заметно убавилось, а те, кто продолжает считать его родным языком, стараются не говорить по-русски в общественных местах, опасаясь замечаний и агрессивной реакции. Корреспондент «Ленты.ру», проехавший по Украине с запада на восток в 2019 году, решил повторить свой маршрут, посетив те же места, чтобы посмотреть, что изменилось за прошедшие пять лет. Как от Закарпатья до Харькова его встречали люди, ранее тепло относившиеся к России, во что превратился музей Булгакова в Киеве и как сейчас украинцы относятся к людям, говорящим по-русски, — в материале «Ленты.ру».

Несмотря на мой американский паспорт, моя поездка на Украину поначалу казалась небезопасной. Дело в том, что я оказался в черном списке — то ли из-за поездки в Крым, то ли из-за прежних статей в российских изданиях. «Очень рискованно ехать, если что, то я не смогу помочь», — сказал мне украинский приятель, который как раз и сообщил мне эту новость.
А политолог Евгений Сатановский и вовсе заявил, что меня точно убьют, и очень повезет, если я умру быстро. В общем, я очень сильно нервничал. Но наш водитель — украинский венгр Иштван — тогда пошутил, сказав, что он опытный контрабандист и сделает все, чтобы меня пустили. Пограничники долго рассматривали мой паспорт, но в конечном итоге пропустили, даже не задав вопросов.

Пятая колонна

Свое путешествие по Украине я начал на самом западе страны, в городе Ужгороде. За время СВО его не бомбили ни разу. Как и в прошлый мой приезд, он выглядел совершенно мирно и практически не отличался по антуражу от венгерских городишек, находящихся с ним бок о бок по другую сторону границы украинской. На русский язык местные по-прежнему реагировали очень хорошо.

Но все же определенные изменения произошли. Благодаря наплыву беженцев население Ужгорода увеличилось вдвое. На пике этой волны стоимость аренды квартиры достигала 800 долларов, сейчас цена упала до 300 долларов, но для Украины это все равно немало. Впрочем, неимущих селят в студенческих общежитиях.

Другим серьезным изменением стали регулярные облавы на улицах. Например, в гостинице меня предупредили, чтобы я обязательно брал с собой паспорт, иначе окажусь на линии фронта. Таксисты даже отказывались везти меня в горы, потому что по пути туда стоят два блокпоста, «специализирующиеся» на отлове призывников.

Неподалеку от Ужгорода начинается Береговский район, где компактно проживают украинские венгры. В закарпатском городе Берегово венгры составляют большинство населения. Когда попадаешь сюда, создается четкое ощущение, что уже покинул пределы Украины. Берегово неотличим от старинных европейских городков, а от обилия монументов мадьярским героям с венгерскими флагами рябит в глазах. Возле главного костела города, одной из самых древних церквей Закарпатья, стоит памятник основателю венгерского государства — королю Иштвану Святому. Местное население живет не по киевскому, а по будапештскому времени, а люди моложе 30, как правило, не говорят ни по-украински, ни по-русски.

Первом делом в Берегово я решил отправиться в краеведческий музей, с директором которого Иваном Шепой познакомился пять лет назад. Тогда в музее меня поразило то, что большая часть экспозиции была посвящена присоединению Берегово к Венгрии в 1939 году. На многочисленных фото показаны горожане, с восторгом встречающие венгерскую армию. Чувствовалось, что сотрудники относились к этому событию с особым трепетом.

«Венгры живут на этой земле с 896 года. Мы живем на своей земле, а разные страны к нам приходят в гости. Моя бабка, не выходя из своей хаты и без всяких виз, побывала в семи государствах (с начала ХХ века Берегово успело побывать в составе Австро-Венгрии, Румынии, Чехословакии, Венгрии, Закарпатской Украины, СССР и Украины). Этой территорией правили 53 короля, одна королева и один князь», — не без гордости рассказывал мне тогда директор краеведческого музея.

Увы, выяснилось, что с начала войны музей закрыт, а в нем теперь работает волонтерский центр. Но мне все же удалось поговорить с его бывшим директором, а ныне пенсионером Шепой. Как он утверждает, большинство закарпатских венгров поддерживают Орбана, так как он очень сильно помогает своим землякам. Причем не только вкладывает деньги в инфраструктуру, но и даже доплачивает пенсии пенсионерам.

Естественно, такая поддержка со стороны откровенного противника военной помощи Украине вызывает раздражение в Киеве.

В июле 2023 года госсекретарь по вопросам национальной политики правительства Венгрии Янош Арпад Потапи, выступая в венгерском молодежном лагере в Словакии, заявил, что «150 тысяч закарпатских венгров не имеют никакого отношения к войне между двумя славянскими народами и не обязаны помогать какой-то из стран, вовлеченных в эту войну».

Косвенным подтверждением того, что многие закарпатские венгры не считают войну с Россией своим делом, является их массовое бегство с Украины после начала боевых действий в Донбассе в 2014 году, а особенно после начала СВО в 2022-м. Так, по утверждению председателя Демократического союза венгров Украины Ласло Зубанича, в настоящее время в Закарпатье может проживать от 75 до 100 тысяч венгров, «и меньшее число, вероятно, является более точным».

Реакционный писатель

Оказавшись в Киеве, я первым делом решил пойти в дом-музей Булгакова. Когда я в нем был в 2019 году, он работал без проблем. Более того, на здании висела табличка «Объект охраняется “Правым сектором” (террористическая организация, запрещена в РФ)». Увы, сейчас уже все не так хорошо. Несколько месяцев назад вандалы залили мемориальную доску на музее красной краской. Как мне сказали сотрудники этого учреждения, стирать ее бесполезно.

По официальной версии музея, краску не смывают как «предостережение от варварства». «Мы так и оставим. Это тоже коммуникация. Все ясно, почему так происходит, из-за чего. Историю не нужно запрещать, нужно объяснить, что такие личности, как Булгаков, требуют объяснения, потому что это все равно наша история. Мы должны понимать, почему у него были такие взгляды или не такие», — несколько путанно объясняет решение директор музея Людмила Губириани.

В принципе, нелюбовь украинских националистов к Михаилу Булгакову объяснима. Сильнее большевиков русский писатель, очевидец киевской смуты 1918 года, ненавидел только сторонников украинской независимости. Первых он хоть немного уважал, вторых же считал опереточными, но крайне неприятными и опасными типами. В романе «Белая гвардия» петлюровцы показаны как откровенное быдло с уголовными замашками.

А уж украинский язык писатель и вовсе воспринимал как недостойное существования лингвистическое недоразумение. Вот, например, что говорил доктор Турбин (по мнению ряда литературоведов, списанный с самого писателя) в «Белой гвардии»: «Я б вашего гетмана за устройство этой миленькой Украины повесил бы первым!.. Кто терроризировал русское население этим гнусным языком, которого и на свете не существует? Гетман. (...) Сволочь он, — с ненавистью продолжал Турбин. — Ведь он же сам не говорит на этом проклятом языке! А?»

Музей тоже стал довольно странным. Да, там есть посвященная Булгакову экспозиция, но там же почему-то очень много информации о деятельности гетмана Скоропадского, которого писатель открыто презирал, и зачем-то вывешены современные куртки украинских военных. Добиться толкового объяснения от экскурсовода, какая связь между автором «Мастера и Маргариты» и современной амуницией ВСУ, мне так и не удалось.

Сотрудники музея обязаны беседовать с посетителями только по-украински. К слову, на украинском обязаны говорить сотрудники всех госучреждений и частных компаний, включая рестораны и службы такси. Нарушителей ожидает огромный штраф. Жертвой этого закона оказался и я. Как-то, когда я уже ехал в такси, мне позвонили из службы заказов — произошла какая-то путаница с подачей машин. Я сказал женщине, что плохо понимаю ее на украинском, но она продолжала беседовать со мной на государственном языке, хотя в коммуникации была заинтересована как раз она, а не я.

«Молчание злу подобно»

Нельзя не отметить, что у людей на Украине отмечаются обостренные реакции на вопросы, так или иначе связанные с боевыми действиями, Россией и россиянами.

Во время моей поездки по Западной Украине в 2019 году мне очень много помогал специалист по Волынской резне. Этот человек читал все мои статьи с Украины, и они ему нравились. Кстати, он очень критично относился к украинским националистам. Возможно, потому, что патриоты незалежной препятствовали его работе — например, мешали проводить раскопки на могилах убитых УПА (Украинская повстанческая армия, запрещена в РФ) поляков.

Но после начала СВО он отправил свою дочку в Польшу, а сам попытался записаться добровольцем в ВСУ, правда, его не взяли по состоянию здоровья. Первое время мы сохраняли дружеские отношения. Историк был предельно доброжелателен и даже переводил на украинский мои письма в госорганы. Но затем неожиданно обрушился на меня в соцсетях с обвинениями в том, что я не отстаиваю украинскую позицию и отсиживаюсь в США, «а еще хуже — где-то в Тибете». Мол, молчание злу подобно.

С руководителем одной из гуманитарных миссий Евгением я познакомился еще в 2014 году. С той поры он работает на линии фронта, помогая мирным людям, оказавшимся в зоне боевых действий. Сперва он придерживался нейтралитета в конфликте сторонников Новороссии и прозападного Киева. Евгений, у которого, кстати, практически нет украинских корней, очень доброжелательно относился к россиянам и, зная украинский, предпочитал говорить по-русски.

Взгляды его резко изменились после начала СВО. Теперь он на своей странице в ФБ называет россиян исключительно орками, а как-то в беседе со мной признался, что теперь стыдится говорить по-русски, а со всеми своими родственниками и знакомыми в России разорвал всяческие отношения. Во время этой поездки Женя мне помогал, но какое-то отчуждение все-таки чувствовалось.

Об этой перемене в людях мне удалось поговорить с попутчицей по дороге в Харьков, куда я добирался на поезде. Моей соседкой по купе оказалась пожилая бизнесвумен из этого города, почти непрерывно дававшая по телефону инструкции подчиненным. Выяснилось, что женщина вывезла в безопасный регион шестилетнего внука. Со мной она была очень дружелюбна.

— Когда началась война, большинству было просто все равно, кто победит, — вспоминает она. — Люди рассуждали так: «Русская, украинская власть, какая разница? Я все равно работать буду». Но когда война затянулась, настроения стали меняться. Сейчас большинство моих знакомых — за Украину.
— А ненависть к русским есть?
— У меня нет. Но многие начали ненавидеть русских. Хотя, конечно, это немного странно. Моя фамилия, например, Дмитриева, дома мы всегда говорили по-русски, и таких тут большинство. Правда, сейчас люди из принципа начинают переходить на украинский.

Почти фронт

Харьков произвел на меня довольно странное впечатление. На первый взгляд это совершенно мирный город с великолепными ресторанами, магазинами и праздно гуляющими толпами горожан. Однако такая идиллия обманчива.

Когда я бронировал номер, на сайте выскочило уведомление: «В настоящее время безопасность гостей в этом регионе находится под угрозой, вы заказываете номер в регионе кризисной ситуации». Когда я через приложение заказывал такси, то мое положение на карте было указано неверно. Оказывается, после воздушной тревоги система геопозиции не работает.

Армия в Харькове непопулярна по многим причинам. В первую очередь это негативное отношение к порядкам в вооруженных силах и недовольство поведением украинских элит. «В начале войны в военкомат выстраивались очереди, но потом энтузиазм пошел на спад, — говорит харьковчанин призывного возраста. — В армии жуткий бардак, солдаты за свои деньги покупают амуницию, а верхушка жирует. Почему-то в окопах простые сельские парни, а шишки отдыхают на Мальдивах».

Кстати, именно в этом прифронтовом городе я единственный раз за всю поездку привлек внимание антироссийски настроенных граждан. Мой чисто московский говор вызвал подозрения у продавщицы, и она захотела, чтобы я показал ей паспорт. Естественно, я отказался, и тогда женщина сказала, что вызовет полицию. Впрочем, дальше этой угрозы дело не пошло, и я спокойно вернулся в гостиницу.

Мой харьковский знакомый имеет бронь как отец троих детей. Но вот незадача — скоро его старшему сыну исполнится 18 лет, его бронь отменят, и до этого момента мой приятель твердо решил покинуть Украину, пока может выезжать за рубеж. Дело в том, что мой знакомый не может жить «без отпуска на каком-нибудь тропическом острове».

Последствия боев с Российской армией в городе и окрестностях мне показывали представители гуманитарной миссии «Пролиска», помогающей людям в прифронтовой зоне. Нам удалось увидеть и свежий прилет ракеты в Холодногорском районе города. На месте происшествия было многолюдно: полицейские, представители военной прокуратуры, сотрудники гуманитарных организаций. Чувствовалось, что для этих людей это очень привычное, почти рутинное действо.

«Действительно, люди уже привыкли к обстрелам и просто устали бояться. Так, например, уже почти никто не идет во время воздушной тревоги в укрытия. Человеческая психика очень подвижна и может приспособиться к самым чудовищным обстоятельствам», — говорит руководитель харьковского офиса «Пролиски» Ляна Теремкова.

Сотрудники «Пролиски» — русскоязычные и говорили со мной по-русски, но признаются, что после начала СВО перешли на украинский. Кстати, руководитель миссии Ляна Теремкова — русская по национальности, у нее множество родственников по всей России. «Да, по национальности я русская, но Россия для меня чужая, я представитель украинского мира, я хочу жить с Европой». Ляна вполне спокойно относится к сносу памятников российским классикам и вообще к забвению русской культуры: «Наши дети уже не говорят по-русски, для них Россия совершенно чужая страна».

Такие взгляды очень типичны сегодня для многих жителей Украины и находятся в тренде украинской национальной политики. Так, принятый на излете правления Петра Порошенко закон о языке окончательно переводит русский язык на «кухонный уровень». Теперь образование полностью переведено на украинский. Все культурно-массовые мероприятия должны проводиться исключительно на государственном языке. Телепередачи на русском или других языках должны дублироваться на украинском, а если кто-то из участников программы говорит на другом языке, то телерадиокомпания должна обеспечить синхронный перевод.

Сейчас людей призывают добровольно сдавать домашние библиотеки на русском в макулатуру. Вырученные деньги будут переданы ВСУ. «Конечно же, такие меры поддерживают не все. Ладно, сегодня сдадим в макулатуру книги на русском. А потом будем сдавать и личные фотографии, где мы в красных галстуках или, не дай бог, на фоне Ленина», — смеется шестидесятилетняя преподавательница английского языка из Харьковского университета Елена.

Кстати, эта женщина жалуется, что в силу возраста ей изучение украинского дается нелегко. «Отношение к русскому языку до и после 24 февраля 2022-го нельзя сравнивать от слова совсем. Конечно, я и сейчас могу позволить себе тихо говорить на русском, но каждый раз я ловлю себя на мысли, что может прилететь замечание или агрессия. Я и часто извиняюсь и прошу разрешения перейти на русский, и каждый раз в этот момент мне кажется, что кто-то мне скажет, мол, английский выучила, а украинский никак не можешь».

Впрочем, даже Елена не против украинизации, а выступает лишь за более мягкую ее форму. Но таких умеренных критиков явное меньшинство, и почти все они — люди старшего поколения. Скорее всего, через десяток лет большинство жителей Украины перейдет на украинский, а русская культура будет известна в стране не более чем испанская или французская.