Первую попытку русской революции спровоцировала Греция

Ровно 190 лет назад был подписан Лондонский протокол, которым Россия, Британия и Франция признавали независимость нового государства − Греции. Возвращение страны эллинов на карту Европы было многолетней мечтой российских монархов, которые видели в греках православных братьев и союзников по борьбе с турками. Но в итоге греческий суверенитет едва не стоил Романовым их короны.

Начиная с 1801 года и вплоть до падения монархии российских императоров звали либо Александрами, либо Николаями. Но прежде в династии Романовых таких имен не использовали и, учитывая понятное в их случае благоговение перед традициями, не должны были использовать. Эту своеобразную «революцию» учинила Екатерина II, повелев дать внукам греческие имена – Александр (в честь Македонского), Константин (в честь Великого) и Николай (от греческих слов «победа» и «народ»).

Все дело в том, что у императрицы был амбициозный геополитический проект, со временем ставший чуть ли не навязчивой идеей: возрождение Византии в форме Греческой империи – союзного России государства, с учреждением которого Османская империя и ислам будут изгнаны из Европы.

Из XXI века в этом можно разглядеть радикальную религиозную нетерпимость, но нужно понимать, что Османская империя создавалась и расширялась на идее обращения Европы и всего известного тогда мира в ислам. При этом цивилизационная религиозная борьба была для Екатерины в большей степени идеологическим конструктом – контроль над Босфором интересовал Петербург в значительно большей степени.

Будущим императором Греции Екатерина видела Константина – второй внук получил свое необычное имя именно с таким расчетом. То есть она намеревалась играть «вдолгую», но даже с поправкой на это реализация «греческого проекта» необычайно затянулась по причине активного противодействия Англии и Франции. В Лондоне и Париже боялись усиления России и считали Порту – «больного человека Европы» – необходимым противовесом Петербургу.

Реальный шанс на исполнение мечты любимой бабушки представится императору Александру I только в начале 1820-х годов, когда на Балканах вспыхнула греческая революция.

Человека, не знакомого с греческой историей, легко ввести в заблуждение, заявив, к примеру, то, что эта революция и все последовавшие за ней события были интригой российского императора. Об этом вроде бы свидетельствует простое перечисление фактов, начиная с мечты Екатерины II, которая ни для кого из европейских держав не была тайной.

Первым президентом независимой Греческой республики стал Иоанн Каподистрия Фото: ( общественное достояние )

Первым президентом независимой Греческой республики стал Иоанн Каподистрия – особа, приближенная к императору, и министр иностранных дел Российской империи в 1816-1822 годах. Революция, породившая эту республику, началась с восстания Александра Ипсиланти – генерала российской армии и бывшего адъютанта Александра I. Наконец, организация «Филики Этерия», служившая при этой революции «мозгом» и оргкомитетом, была создана и базировалась в российской Одессе.

В наше время факты такого порядка служили бы железобетонным доказательством вмешательства «руки Москвы». Но историческая реальность 1820-х годов рвет шаблоны – Греция начала свое возрождение и добилась независимости от турок вопреки воле российского императора.

Александр оставил бабушкину мечту одновременно с либеральными воззрениями молодости, впав под конец жизни в депрессию и реакцию. Есть версия, что окончательно его сломало восстание любимого Семёновского полка, которым он некогда командовал лично. Как бы там ни было, своим главным врагом император стал видеть отнюдь не Османскую империю, а всякую революцию и смуту. Порта оставалась историческим противником, но в то же время была законной монаршей властью, а восставшие греки грозили открыть «ящик Пандоры» и вдохновить на мятеж другие народы континента.

Сформировавшийся после поражения Наполеона Священный союз России, Пруссии и Австрии был прежде всего идеологическим образованием: правящие дома Восточной Европы договаривались совместно противостоять революциям и поддерживать в борьбе против них даже неприсоединившихся к союзу «коллег». А на фоне греческих выступлений (той самой революции) Александр дополнительно попал под влияние австрийского канцлера и министра иностранных дел Клеменса фон Меттерниха, известного всей Европе своими консервативными взглядами.

Даже жестокость турок, обрушившаяся на головы православных греков, не смогла поколебать новой картины мира в голове у императора. К тому моменту он уже мало интересовался собственно православием и начал симпатизировать квакерам, которые проповедовали принципиальный отказ от насилия, если оно не является самообороной. А выходило так, что самообороной в данном случае занимаются османы.

Строго говоря, Александр был не против греческой независимости – и даже был за нее, но при условии, что ее радетели не будут бунтовать и не прольют крови своих угнетателей. Излишне пояснять, что это было абсолютно нереалистичное и полностью оторванное от жизни условие.

Даже после того, как константинопольский патриарх Григорий V был убит и повешен на воротах собственного дома в полном архиерейском облачении, Петербург пошел только на разрыв отношений с Портой, но не на помощь восставшим. Каподистрия, безоговорочно верный своему государю, не смог выдержать давления национального чувства (сиречь – конфликта интересов) и попросился в отставку.

Такая позиция настроила против Александра значительную часть российской аристократии и интеллигенции – греческой борьбе сочувствовали как православные консерваторы, так и либералы-вольнодумцы, включая, например, Пушкина, который с тех пор окончательно возненавидел «благословенного» царя.

Во Франции и Англии общественная поддержка греков и вовсе приняла колоссальный размах. Для этого сошлись несколько факторов – от активности греческой диаспоры, живописавшей зверства турок (действительно ошеломляющие) и героизм своих соплеменников, до бытовавшей в те годы острой моды на все греческое, будь то архитектура, философия или литература.

История поэта и лорда Джорджа Байрона, купившего на собственные средства бриг и отправившегося воевать за греков, известна всем по школьной программе.

В том числе и под давлением общественного мнения правящие круги Англии и Франции пересмотрели свои взгляды на греческую независимость. Сложилась парадоксальная ситуация, когда Запад и Россия сошлись в клинче по греческому вопросу как во времена Екатерины II, но поменяли стороны на противоположные.

Лондон и Париж вели довольно тонкую игру, пытаясь, с одной стороны, привлечь Россию к решению конфликта в пользу греков, но, с другой – не дать ей усилить свои позиции в регионе. В конечном счете так оно и вышло, но уже после того, как на русский трон взошел Николай I. Он несколько пересмотрел политику своего брата на греческом направлении, тем более, что игнорировать турецкую мясорубку, направленную на балканских христиан, было уже невозможно.

В итоге Россия все-таки внесла свою лепту в победу греческой революции (как политическую, так и военную), но мечта Екатерины не сбылась. Поддержав появление независимой Греции, англичане были готовы предоставить ей весьма куцее пространство с минимумом стратегически важных узлов и, уж разумеется, без Константинополя. Такая Греция не смогла бы усилить Россию, даже если бы захотела и «отбилась от рук» – в ней проживало в шесть-семь раз меньше этнических греков, чем вокруг нее.

А Николай I тем временем с головой ушел в идеи и принципы Священного союза к огромной радости Меттерниха, крайне раздосадованного успехом греческих мятежников. Впоследствии «священные союзники» нанесут России болезненный удар в спину и будут намеренно работать против ее интересов, но поступить иначе новый император не мог - в главном его старший брат оказался прав.

Лозунги греческой революции, ее задор, песни и подвиги вкупе с дискредитирующей себя позицией императорского дома оказали значительное влияние на декабристов. Попытку собственной революции они осуществили уже скоро, воспользовавшись кризисом междуцарствия, когда несостоявшийся византийский император Константин уступал власть над Россией младшему брату.

Этим декабристы, по известному выражению Ленина, «разбудили Герцена». А их самих разбудили именно греки.